Знаменательные события

Следы Промысла Божия

Марта, 1889 года

I

На окраине Валуйского уезда в конце минувшего февраля имело место такое происшествие. Крестьянин N, житель одного небольшого хуторка, Вал. уезда, возвращался домой из слободы Николаевки того же уезда, куда ходил на базар. От Николаевки до хуторка, в котором жил N, расстояния не более 20 верст. Дорога, по которой шел N, была не из бойких, проложена между пахотными полями и степью, вдали от жилья; на ней не ставились даже вехи. Но путнику N дорога та была хорошо известна — он по ней ходил и ездил и днем, и ночью не один раз. Вышел он из Николаевки в ранний обед, часов в 11 дня, и рассчитывал прийти домой еще засветло. Он прошел уже большую половину пути, оставалось подняться на гору и спуститься в хутор; но откуда ни возьмись повеял ветер, стала срываться метель, ветер все больше и больше крепчал, метель усиливалась и на самом спуске с горы, верстах в двух от хутора — уже видны были мельницы — поднялась такая вьюга, что в поле и в двух шагах ничего не стало видно; N обнесло всего снегом, залепило глаза; потеряв дорогу и бредя наудачу, он местами утопал в сугробах снега и уже поздно вечером попал вместо хутора в лес. Лес ему был известен; он находился верстах в десяти от местожительства N, в противоположной стороне. Продолжать путь N не решался; от неудобной ходьбы он так устал, что ноги совершенно отказывались ему служить; он решился ночевать в лесу. В лесу была небольшая хатка, где иногда лесные сторожа имеют пребывание, и он направился к ней. Он скоро отыскал хатку; она была не заперта, но там никого не было, и стоял холод. К счастью, N в сенцах отыскал запасы соломы и хвороста, приготовленные, вероятно, лесниками для протапливания хатки на случай своего приезда в лес и ночлега здесь. Серники1 у N были; он воспользовался запасами — затопил печь, и через час в лесной хатке стал разливаться теплый воздух. N снял с себя свитку, полушубок и принялся развязывать мешок, который он нес за спиной. В мешке были гостинцы, купленные детям на базаре; он достал оттуда белую булку, разогрел ее и, греясь сам перед печью, принялся за ужин. В печи дрова перегорели, он закрыл печь заслонкой, чтобы она лучше нагрелась; трубы же не стал закрывать, чтобы не захватить угара. Помолясь Богу, он стал готовить себе постель. Он взял в сенцах охапку соломы, разостлал ее на печи; в изголовье положил полушубок и, когда солома немного нагрелась, он, осенив себя и хижину крестным знамением, залег спать, накинув поверх себя свою дорожную свитку.

Вьюга не утишалась. От сильных порывов ветра деревья в лесу скрипели. Схватывая в лесу листья и мелкий валежник, вьюга шумела вокруг хатки, хлестала по окнам и, врываясь чрез неплотно притворявшиеся и необитые двери в хатку, жалобно завывала в трубе. Усталый путник, лежа на печи, воображал себя в каком-то волшебном царстве. Вьюга убаюкивала его и наводила на него сладостную дремоту; он стал уже засыпать. Вдруг раздается стук в дверь. N вздрогнул. Он слышит: отворяется дверь и в хатку вваливаются какие-то существа. N лежит на печи, не шелохнется, от страха затаил дыхание.

— Что ж, убьем его или так оставим? — слышится голос в хатке.

— Не убивайте! — закричал N с печи, прося себе пощады. — Оставьте душу…

Не успел он договорить «на покаяние», как послышались быстрые шаги — незнакомцы побежали прочь, и детский плач раздался по хатке.

— Господи Иисусе! Что ж это такое? — вскричал в испуге N и стал креститься и читать: «Да воскреснет Бог»; ребенок заливался все громче и громче, а там за хаткой до слуха N доносились и конский топот, и скрип саней. N сначала подумал, что к нему забрались разбой- ники, а потом принял все за дьявольское наваждение.

«Нет, это не то — не наваждение», — подумал он, прочитавши три раза «Да воскреснет Бог» и слыша неперестающий пронзительный детский крик. Присутствие духа возвратилось к N; он встал с печки, зажег серник, и взорам его представился на полу плачущий младенец, обвернутый в тряпки. N сообразил теперь все: в хатку подкинули младенца, и о нем-то совещались исчезнувшие из хатки люди — убить его, или так оставить? Он взял младенца, положил его на теплую печь, сделал из булки соску, всунув в ротик, и малютка утих. N не спал всю ночь. Как нежная мать, он заботился о малютке, то приготовляя ему свежие соски, то просушивая и переменяя тряпки-пеленки и окутывая его потеплее; а тут разные мысли, одна за другой, рождались в голове N и так его настроили, что он несколько раз за ночь слазил с печи и, падая ниц, горячо молился Богу.

К утру вьюга утихла, на небе прояснилось. N, взявши свою находку — малютку, завернул его в мешок и, укутавши свиткой, отправился в путь. Придя домой, он объявил о подкидыше сельскому начальству и оставил его у себя. «Этот младенец, говорил он, будет мой. Я его воспитаю, как родное дитя. Господь мне его дал. Ради этого невинного младенца Господь привел меня ночевать в лесу, — иначе я мог бы, заблудившись, замерзнуть где-нибудь в поле, или вблизи своего хутора, — а через меня Господь спас и младенца: не случись я в эту пору в хатке и не отзовись с печи, ребенка убили бы изуверыродители, а если бы оставили его и в живых, то к утру он, наверно, замерз бы. Господь обоих нас спас: одного ради другого».

И что же? N рассуждает правильно. Событие с ним и с подкинутым младенцем нельзя приписать случайному совпадению обстоятельств. Нет. В том событии явственно и поразительно виден Промысл Божий, дивно пекущийся о людях.

Этот рассказ со всеми подробностями я слышал вскоре после происшествия от нескольких лиц, а некоторые из них слышали о происшествии непосредственно от самого N.