14 сентября исполняется 80 лет со дня рождения Юлии Николаевны Вознесенской. Бывший редактор издательства «Лепта Книга» Дарья Болотина делится воспоминаниями о писательнице и о совместной работе над публикацией её книг.

У Ю. Н. Вознесенской — юбилей.

И, хотя её уже более пяти лет нет с нами, нужно сказать, что она принадлежала к тем людям, о ком вспоминают исключительно словами великого Жуковского: «Не говори с тоской: их нет, но с благодарностью: были!» Была, и по сей день незримо остаётся рядом с нами: своими книгами, которые продолжают жить особой жизнью, находя новых и новых читателей; своими словами, сказанными в интервью или в беседе за чашкой чаю; своим примером веры, любви к истине, стойкости и многого другого. Всем тем, чему научила нас, всем, о чём заставила задуматься.

Мне повезло, я знала Юлию Николаевну лично, мы не только переписывались и вживую общались, когда она приезжала в Россию, но и вместе работали. Мне довелось готовить к печати несколько её книг, редактировать их, советуясь с автором; неоднократно брать у неё интервью; подбирать актёров и музыку для аудиоверсий её произведений и даже самой петь в них романс на её стихи. Хотя я, конечно, не певица — но Юколавна (так называли её друзья, включая сотрудников «Лепты») одобрила.

Рядом с творческим человеком, который так щедро делится со всеми окружающими своим талантом, своей любовью к людям и миру, как делилась она — сам становишься добрее, щедрее, талантливее. И поэтому такая совместная работа была особенно ценна — не просто интересна и увлекательна, но чрезвычайно полезна для души. Ведь за каждым произведением стоял не только писательский, но и молитвенный труд.

Юлия Николаевна была глубоко верующим человеком и всегда молилась о том, чтобы её книги несли читателю веру, надежду и любовь, помогали стать лучше, приводили к Богу, позволяли примириться и подружиться с Ним. Именно подружиться — не теряя, конечно, благоговения и не забывая о том, что есть человек и Кто есть Бог. Она, кстати, обладала удивительным даром дружить, столь редким в наше время. И ещё вслед за Гилбертом К. Честертоном и Клайвом С. Льюисом последовательно разрушала представление о христианстве, как о недостижимом идеале, нудных запретах и мрачном страхе, даря понимание радости и свободы веры.

Сейчас, по прошествии нескольких лет, перечитывая и переосмысливая произведения Ю. Н. Вознесенской, я всё больше прихожу к выводу, что все они были глубоко автобиографическими. Нет, мы все, работавшие с книгами Юлии Николаевны, и раньше знали, что она без преувеличения вкладывает в творчество всю душу, всю себя. Но только теперь становится ясно, насколько точно и полно её герои отражают её личностную суть. Например, характер одной из самых известных и любимых её героинь — Сандры из романа «Путь Кассандры, или Приключения с макаронами» — сама Юколавна описывала краткой ёмкой фразой: «Жажда истины и отвага». Но эти слова как нельзя лучше подходят ей самой.

Трудно представить себе человека, любившего истину и дорожившего ею больше, чем Вознесенская. И дело не только в том, что в советское время она яростно отстаивала правду, не боясь пойти за это в тюрьму и ссылку. В каждой своей книге, в каждом своём поступке она стремилась дойти до истины и… Истины, то есть до Христа. Открыть читателям не только земную правду, но и заставить задуматься о большем. Даже в тех произведениях, которые никак нельзя отнести к православному фэнтези или духовным рассказам — в «Женском Декамероне» и «Звезде Чернобыль» — она учит читателей, прежде всего, искать правду и не врать. Не врать самим себе и окружающим. А в поисках правды идти до конца, до сути. Потому что Юлия Николаевна точно знала: если стараться даже в простой, земной человеческой правде докопаться до сердцевины, на самой глубине обязательно встретишь Христа. И это будет самым дорогим и самым ценным открытием. Так когда-то произошло с нею самой, и она жаждала поделиться этим с каждым, потому что была уверена: только обретение Бога полностью меняет жизнь человека и делает его по-настоящему счастливым.

И как раз в этой «жажде истины» характер Вознесенской особенно ярко смыкался с её отвагой. Как вспоминала её подруга Татьяна Михайловна Горичева: «Меня всегда поражала Юлина смелость! Какое-то бешеное бесстрашие, даже веселость, над пропастью — ведь это и есть христианство: полное доверие Богу! Какие силы нужно иметь, чтобы выдержать целую ночь — 6–7 часов — обыска или допроса! Ну, полчаса можно выдержать… Ее смелость прямо граничила с мистикой, она писала мне из лагеря очень страшные письма — из жуткого уголовного лагеря под Иркутском, куда ее отправили после побега из ссылки. Очень страшные письма! Но, тем не менее, полные оптимизма. Она воспитывала зэчек, читала им стихи: Цветаеву, Ахматову, Есенина, Державина, Кривулина — всех, кого могла. Вступала бесстрашно в драки, разрешала какие-то конфликты… И в самых экзистенциально жёстких ситуациях она вела себя безупречно! Таких людей почти нет. Но это не просто вопрос страха или не-страха: когда ты полностью живешь Истиной, вопрос страха или не-страха не стоит».

Сегодня я гораздо отчётливее, чем даже при жизни писательницы, понимаю, сколь много она мне дала и сколь многому я у неё научилась (и, надеюсь, продолжаю учиться, перечитывая её книги и размышляя над ними). И сейчас мне очень не хватает Юлии Николаевны. Когда нынешней весной, в разгар пандемии, стали сбываться худшие прогнозы из её антиутопий, причём уже не только из «Путь Кассандры», но и из гораздо более сильного и страшного «Паломничество Ланселота», думаю, не мне одной не хватало её глубоких, остроумных, даже язвительных — и удивительно точных — слов, которые она могла бы сказать по поводу творившихся в СМИ и соцсетях баталий на почве коронавируса. Однако основное по этому поводу Юколавна, конечно, сказать успела — как раз в обеих антиутопиях. И поэтому как «Кассандра», так и «Ланселот» сейчас, пожалуй, особенно актуальны.

А ещё мне немного жаль, что Ю. Н. Вознесенская не дожила до моего переезда из Москвы в Санкт-Петербург, который, вне всякого сомнения, был её городом, без которого она как человек и как литератор, непредставима. (Да, как мне кажется, и город без неё — несмотря на то, что половину жизни писательница провела вне его: в ссылке, в лагере, в эмиграции…) Мне кажется, она была бы рада моему переезду. Вознесенская действительно очень любила город на Неве, который был для неё всегда именно Петербургом, а не Ленинградом, даже в самые глухие советские годы. Даже внешний облик её — петербурженки, не ленинградки. И, хотя я не могу услышать от Юколавны слов одобрения (или критики) моему решению перебраться в Питер, город для меня наполнен ею. Как не вспомнить, переходя мостик с грифонами, строки из её стихотворения «Был в самом центре Ленинграда мой петербургский уголок…»? Или на колоннаде Исаакиевского собора — начало первой «Юлианны» «По небу полуночи Ангел летел. Он очень спешил в город Святого апостола Петра: на все хлопоты у Ангела была только одна короткая летняя ночь…»? А, проезжая по Арсенальной набережной мимо «Крестов» — не задуматься над написанными там, в тюрьме, стихами и автобиографическими «Записками из рукава»? Гуляя по Летнему саду, я в какой-то момент начинаю верить, что через минуту вооон на той скамеечке обязательно увижу Валентину из «Женского декамерона», в белом платье, с вышиванием в руках. А, заходя в гости к знакомым, у которых окна выходят на Никольский Морской собор, вспоминаю сначала об удивительной, поистине чудесной истории принятия самой Юлией Николаевной Таинства крещения, а потом — и о её героях. О том, как в рассказе «Большая стирка», отец-моряк ненароком заронил зернышко веры в сердце дочери, перед каждым рейсом заходя в Морской собор. Или о том, как в повести «Вдвоём на льдине» больной раком юноша впервые чувствует потребность помолиться обо всех своих товарищах по несчастью — и тоже отправляется в этот храм, один из самых красивых в Санкт-Петербурге, где службы не прекращались никогда, ни в годы гонений на Церковь, ни в дни страшной ленинградской блокады.

Мы многое успели сделать в издательстве «Лепта Книга» вместе с Юлией Николаевной. Но один долг перед ней у меня остался. Примерно за год до её кончины, после успеха романа «Эдесское чудо» мои знакомые — горячие поклонники писательницы и её благодарные читатели — стали просить её написать такую же книгу на основе жития святого мученика Евстафия Плакиды. Мне, естественно, выпало передать эту просьбу Юколавне, но она, к моему удивлению (и к горькой досаде просителей) отказалась. Видимо, уже не чувствовала в себе сил написать большую книгу. А потом сказала: «Даша, но ведь Вы тоже пишущий человек! Возьмитесь за этот роман самостоятельно. А я Вам помогу, чем могу», — и подсказала несколько замечательных творческих ходов, которые, несомненно, способны были бы украсить будущее произведение и придать ему увлекательности. Тогда, по горячим следам, мне не удалось приступить к написанию книги о мученике Евстафии. Потом обстоятельства изменились, мне пришлось уйти из «Лепты», затем я заболела, а Юлия Николаевна вскоре скончалась. Но идею написать роман о Евстафии Плакиде я не оставила, и наставления Юколавны помню. Если я когда-нибудь осуществлю эту задачу (а я очень постараюсь это сделать), то книга будет писаться прямо в сердце её любимого города — Санкт-Петербурга.

Дарья Болотина