Высокопреосвященный Владыка…виртуально, отец Владимир Силовьев также виртуально, все честные отцы…

Братья и сестры, коллеги, друзья! Я не ожидал, что мне дадут слово так быстро, поэтому немножко взволнован. Мы, конечно, с вами живем в эпоху глобального потепления, а помните слова, которые были произнесены: "Будьте вы хотя бы горячими, хотя бы холодными, да только не теплыми…". Глобальное потепление масс-медиа означает, что мы с вами лишены той самой интерактивности, о которой мы говорим. Телевидение у нас, увы, не дает прямого эфира. И поэтому нормальные люди у нас быстро перебрались в радио. Потому что радио сейчас - это единственное место, где можно разговаривать с людьми. И слышать ответную реакцию. Я тоже перешел с телевидения на радио, и на "Русской службе новостей" веду программу, которая дает мне возможность иногда получать до полутора тысяч звонков за вечер.

Еще я хочу сказать, что, может быть, многие давненько не заглядывали, например, в разного рода статистику интернета. Советую еще раз это сделать. Я имею в виду например, когда вы смотрите статистику mail.ru, вы можете зайти в раздел "Демография", и посмотреть - ваш ли сайт, или какой-то другой - какое количество людей того, или иного возраста посещает его.

Так вот, подавляющее большинство светских сайтов посещают люди от 18, а на втором месте от 22 до 27 лет. Для православных сайтов статистика совершенно другая. И давайте будем откровенны, этот вопрос достаточно серьезный. К кому мы обращаемся в первую очередь через интернет? Кто в нем живет, и на каком языке с этими людьми нужно разговаривать? Это вопрос серьезный. А я озаглавлю свое выступление, которое я стараюсь не читать, хотя я его в ужасе, узнав, что его надо будет выступать, вчера учил наизусть…

Главный редактор издательства "Лепта" Ольга Голосова: Нет-нет, требовала от Константина Ковалева только выступления, потому что он блестящий оратор! Мы хотим живого общения!

Я постараюсь, потому что я не буду читать. Интерактивность в православии: грани дозволенного или возможного". Я понимаю, что это слишком кричащее название, но оно важно.

Здесь сидит очень много замечательных и приятных мне людей! Елена Чудинова, Юлия Вознесенская… Здесь замечательный журнал: "Нескучный сад", отец Вадим, с которым мы долго разговаривали перед конкурсом "Православие и книга", который наконец-то сдвинулся с места, и стал более-менее внимание обращать на другие имена людей, хотя все равно, на мой взгляд, остался в рамках сугубой церковности. А мы сегодня переживаем замечательное интерактивное событие - а именно, выход 17-ти томного собрания сочинений Гоголя. Вот уж поистине интерактивное событие, потому что мы, и даже тот же "Вий", это, на мой взгляд, - и мне приходилось об этом писать, - уникальное, высокодуховное философское осознание концепции православного мира, созданное Гоголем. Не буду сейчас внедряться в подробности. И нам очень нужны светские писатели, которые бы могли говорить о Православии, не называя Православие словом "Православие". Потому что если мы все время будем говорить "Православие", "православные", и будем отдельно взятые православные сообщества, - нам тогда быстро придет конец. Потому что мы перестанем контактировать с внешним миром.

Вот "Тимур и его команда"… Отец Николай нам замечательно привел пример - хороший, добрый человек, ребенок, который помогал… Но ведь мы же понимаем сегодня, что мы переживаем время, когда советская идеология продолжает царствовать над нашими детьми!

Мы не создали, я повторюсь, я это уже говорил, мы не создали никакой фильмотеки, мы не создали пока еще глобальной, серьезной детской литературы, где бы появились новые герои.

Главный редактор издательства "Лепта" Ольга Голосова: Укор присутствующим здесь писателям.

"Тимур и его команда", кроме того, что они доброе дело делали, старушек через дорогу переводили и дрова кололи… Но если мы вчитаемся, это происходило на даче высокопоставленных советских бонз, которые были закрыты высокими заборами от внешнего мира. Они помогали не просто людям, а отдельно избранным старушкам и старичкам. И это тоже нужно понимать. И если у нас сегодня нет никакого серьезного движения детского, то это по той причине… Да, Тимур и его команда, когда поднимали руку вверх, в виде пионерского салюта, отвечали на вопрос: "К борьбе за дело коммунистической партии будь готов!" Они отвечали: "Всегда готов!". Заметьте, речь шла не о коммунистической партии, а о каком-то деле, которое она выполняет. Ну, как может ребенок понять, что такое дело, не говоря уже о том, что такое коммунистическая партия, и какое у нее дело! А вот раньше были скауты замечательные, которые на вопрос: "Будь готов за Россию!", отвечали: "Всегда готов!". Это было точно и понятно. Увы, сейчас мы не можем этого сказать.

Но я двинусь дальше. Так что же такое интерактивность?

Интерактивность для каждого индивидуума - возможность, находясь в одном месте быть везде и всюду, получать информационные потоки из множества различных источников, реагировать каким-либо действенным, конкретным образом на них. Интерактивность - это признак наличия определенной доли интеллекта. Это свойство становится основным признаком коммуникации, все вокруг меняется и приобретает новые, совершенно другие неведомые доселе оттенки. Интерактивность это не только взаимодействие и коммуникация, как мы это понимаем. Вот раз в интернет захожу, и там православный спрашивает у друга: "А преподают ли, например, в этой школе интерактивные предметы?" То есть люди иногда спрашивают о том, чего даже не понимают. Интерактивность - это не только просто взаимодействие и коммуникация. Этого мало. Интерактивность, как это понимают социологи-профессионалы - это когда из быстрого и реального взаимодействия делаются выводы, принимаются решения, о чем Сергей Чапнин говорил очень хорошо. Выводы, которые мгновенно обнародуются, становятся достоянием всех, и вследствие этого происходят реальные подвижки и изменения.

Вот, между прочим, интерактивность с английского "interaction" - это взаимодействие. А на самом деле для нас даже Евангелие - "Благая весть" - обратная связь. То есть благая весть и совесть. Совесть - это та самая совесть, взаимодействие. И каждый человек сам принимает для себя какие-то решения, и делает выводы. В этом смысле Православие действительно мультимедийно. Для нас имеют большое значение не только писания, но и предания, представляющие из себя многообразный мир святости, святоотеческой мудрости, агиографии жизни, фактологии, летописания, миниатюры и иконостасы, песнопения, архитектуры, различных имен, дат, и событий. Церковь всегда умела помнить и анализировать. В первую очередь помнить и анализировать предания, и делать из этого выводы. Предание живо, и оно интерактивно в том самый момент, когда вновь подключается к современности и главному потоку, или как теперь принято на современном языке говорить, мейнстриму реальной православной жизни. У церкви есть своя интерактивность. Это богослужение. Оно не может быть односторонним. Молитвы интерактивны, пение тем более, проповедь священников или архиереев в храме интерактивна, так как произносится перед живыми людьми и откликается в сердцах. Фрески и иконы интерактивны, так как связывают времена, события, даты и людей. Чего мы хотим от интерактивности в Православии?

Главное здесь: до какой степени мы хотим быть интерактивны, в том числе и Церковь? Поэтому я хотел бы затронуть вопрос о гранях дозволенного или возможного - вынесены в заголовок моего выступления. Все упирается во взаимоотношения Церкви с современным светским миром.

Проще говоря, проблема стара - или мир должен подстроиться под Церковь, или Церковь должна идти навстречу миру. Можно, конечно, выбрать позицию ожидания, то есть постараться пережить некоторые времена, в надежде, что все вернется на круги своя и церковные традиции возродятся вновь сами, какими они были прежде, и как это бывало прежде.

Однако, как историк, могу задать риторический вопрос: а мы уверены, что традиции, которые у нас сейчас развиваются в церковной жизни, были такими же и прежде? То есть, например, в XIV, XV, XVII и даже в XIX веке. Но, говоря уже о Византии. Ведь это же, мягко говоря, не совсем так. Мы же прекрасно понимаем, что за столетия кое-что, вернее, многое, менялось. А в ХХ веке поменялось в корне. Мы дождались всеобщего падения нравов и церковных традиций. Нужен ли нам повтор пройденного? Хотелось бы здесь поговорить вот о чем… У нас в церкви, и ее интерактивности есть вещи, которые менять можно, а есть вещи, которые менять нельзя. На них наложено некое табу. И многие понимают, о чем речь. Сначала о том, что менять можно.

К примеру, раньше священник ездил на лошади, на телеге, теперь на автомобиле. И это не возбраняется. Раньше батюшка пользовался почтой, а теперь мобильным телефоном, и даже компьютером, интернетом, и даже телевизором. Это можно. Раньше богослужение было только живым, а теперь его, как и проповедь, можно смотреть по телевизору и слушать по радио. И это вполне приемлемо.

Раньше пели на богослужение только в унисон, теперь у нас многоголосие. Пение в церкви можно менять, и даже сочинять новую музыку. Это стало возможным еще в Византии, а на Руси активно со времен Ивана Грозного, даже немножко ранее.

Но в последнее время, к сожалению, мы тоже испытываем застой, мы потеряли композиторскую школу в церковной певческой традиции.

Церковная архитектура, иконопись, фреска и утварь может меняться по форме. Это живая традиция. Тоже изменения. Хотя у нас сейчас начинает иногда возвращаться такая… так называемое большевистское сознание, когда воскрешалось тело, но не дух. Никогда на Руси не строили тех одинаковых копий храмов на том месте, где храм, например, сгорел, или был разрушен по какой-то причине. Всегда строили абсолютно другой храм по архитектуре, и даже иногда меняли престол. То есть церковь имела живую традицию. И, если мы начинаем строить копии, то это уже музейное сознание. А музейное сознание возникает тогда, когда мы начинаем спасать что-то.

Теперь штрихами о том, чего менять нельзя. Нельзя менять тексты и последовательность богослужений, хотя все же перемены в истории происходили. Нельзя менять язык богослужений - церковнославянский, хотя теперь можно и по-английски и по-французски проводить службу. Заметьте, есть автокефальная американская церковь, где служба идет на английском языке. Но нельзя никак почему-то проводить службу на современном русском языке. Не странно ли?

Красота церковнославянского языка очевидна, но очевидна его непонятность простому человеку, тем более, молодому. Нельзя менять одежду церковнослужителей, она пришла из Византии, имперскую богатость одежды и ее красочность. А это так принципиально для Церкви?

Я понимаю, что я сейчас говорю вещи спорные, но я просто рассуждаю. Раньше это производило впечатление на людей. Теперь не всегда. А часто современные люди это очень четко подмечают.

Нельзя менять стереотипы поведения. Православного за версту увидишь. Например, когда я приехал в Свято-Троицкий Джорданвильский монастырь в штате Нью-Йорк, это в Соединенных Штатах Америки, это все знают, то там я встретил монахов, которые произвели на меня колоссальное впечатление. Это были обычные православные люди. Причем они внешне ну просто абсолютно православные! Но они не говорили по-русски. Это были американцы. То есть, есть стереотип внешнего вида. А так ли уникален внешний вид и повадки православного человека, чтобы оставлять их в неизменном виде? В истории ведь и это менялось.

Мы двигаемся, вернее, не двигаемся по пути музейного сознания. Но Церковь - не музей. Музей пытается сохранить, законсервировать, не допустить контакта с внешним миром и свежим воздухом, иначе экспонат может испортиться. Но Церковь - не музей. Она живая. У нас есть вариант изменения этой интерактивности. Первый вариант простой и нерадикальный, оставить все как есть, и следовать веянью времени. Вроде обычного использования автомобилей, мобильной связи, компьютеров, и прочего.

Второе - серьезные по степени изменения. Начать движение на встречу светским традициям в виде понятности, например, языка богослужения. Библию же перевели когда-то на современный русский язык. Изменения в поведении, внешнем облике, одежде, и прочем.

Предвижу стандартный вопрос: "А зачем? Это же обыкновенное обновленчество, и мы это уже проходили". Нет, не проходили. Дискутировали вокруг этой темы, но не проходили. И это не обновленчество, это та самая интерактивность, которую мы так пристрастно нынче употреблять как термин, при этом избегая самой интерактивности в реальной жизни. И вот тут появляется еще одна проблема. Интерактивность сегодня подразумевает собой также в большей степени виртуальность. Виртуальную реальность. Наша Церковь двигается в направлении виртуальности, чтобы стать лишь исторической достопримечательностью, хотя и не пережитком прошлого, как в советский период, но все же лишь счастливым воспоминанием об этом прошлом. Все так гладко у нас в интернете на сайтах, все так активно и разнообразно в виртуальном пространстве православной жизни, что создается иллюзия абсолютной интерактивности Церкви в России. Будто у нас все хорошо и перспективно. Однако, как говорят профессиональные психологи, простите за это слово, которое я употребляю в православной среде, пусть будут не психологи, а просо люди, которые понимают в жизни, проблема зачастую кроется в несоответствии желаемого и действительного.

Интерактивность - это способность активно и разнообразно реагировать даже неодушевленную систему называть умной, если она обладает каким-то интеллектом. Поэтому важно осознать главное. Возможность дозвониться до церковных иерархов, или быстро встретиться с ними, решить мелкую проблему, позвонить, или отправить смс в какую-то программу на православном телеканале во время прямого эфира. Все это еще не есть интерактивность. И также не является интерактивностью способность людей например общаться на форумах и создавать сообщества в интернете, как и развития журналов, газет, радио, ТВ, и прочее подобное.

Однако, если вся информация, полученная от верующих, посещающих церковь, а также от телезрителей и пользователей масс-медиа, будет определенным образом быстро обрабатываться, а затем использоваться в реальной жизни Церкви, освещаться в эфирах в текущем времени, или хотя бы с небольшой задержкой, или на ее основе будут вырабатываться конкретные решения из достаточно большого множества имеющихся, с достаточной быстротой, то эту систему можно будет назвать интерактивной.

Но этого у нас в Церкви пока нет.

Заканчиваю. Простите, может я немножко долго, еще буквально 5 минут…

Главный редактор издательства "Лепта" Ольга Голосова: Нет-нет, Константин, поскольку я слежу за аудиторией, мне очень интересно, что будет дальше.

Минуту. Принято считать, что Церковь не должна спешить. Однако в борьбе за живые души, иногда важна скорость помощи. То есть скорая помощь. Церковь строится на земле, а земное время нынче бежит быстрее.

"Ты времени заложник у вечности в плену…" - как писал поэт. Пусть церковь не должна спешить, но она не должна при этом топтаться на месте. Не спешить - не значит "не двигаться уверенно и энергично". Современность убегает, а мы ждем, что она побегает, и вернется обратно. Может быть, не вернется. Может и вернется, вернее, а может быть и нет. Если не идти путем большой работы в информационном пространстве, то понятие интерактивность для церкви вообще не стоит употреблять, или вводить в оборот. Поскольку оно звучит диссонансом при консервативном к реальности, в том числе, и к реальности виртуальной. Интерактивность требует современных подходов, не использования современной техники, или технологий. Интерактивность требует серьезного изменения в сознании, в способах принятия решений, в открытости и искренности встречных шагов. Полумеры, или частичные реакции на те или иные современные изменения не приемлемы и не приведут к желаемым результатам. Тогда можно будет говорить не об интерактивном православии, а скорее о простом выборе между этими понятиями. Или интерактивность, или Православие. Одно с другим может существовать лишь напрямую, без преград или условностей. Иначе интерактивное Православие можно будет сравнить с иереем, который бежит по улице рядом с суперсовременным автомобилем, открыв его переднюю дверцу, и держась за руль управления. И при этом пытается ехать вперед. Да еще и побыстрее. Пора просто сесть в сам автомобиль. Ничего зазорного в этом нет. Нельзя пользоваться автомобилем, или например, интернетом, чуть-чуть. Весьма странно отрицать современность и продолжать с нею сосуществовать.

Нас ожидает или интерактивность, или закрытость, свойственные раскольникам, сумевшим, правда, каким-то образом выжить до наших дней. Но жизнь разметала таких раскольников, по всей планете. И в большинстве своем далеко от Родины. И мы это знаем.

Вывод. Выбирать степень активности и интерактивности придется практикам Церкви, ее пастырям. И выбор этот весьма непрост.

Спасибо!

В материале использовано фото Владимира Горбунова (® Патриарший Центр духовного развития детей и молодежи при Даниловом ставропигиальном мужском монастыре г. Москвы)