Барский кот

I

Неподалеку от Любашина, у самой речки Смеянки, есть живописное местечко под названием Котофеевка, вернее, несколько местечек: часть большого села, Котофеев сад, Котофеев омут, Котофеев лужок. Все эти названия появились не так давно, а было здесь с незапамятных времен богатое имение дворян Побединых.

Предок их у самого царя Петра служил, да и многие в чести были и богатстве, владели обширными землями. Принадлежали им две деревеньки около Любашина, Дарьино и Макаровка, тысяч пять десятин земли, сосновый бор и чудесное имение Победино с прекрасным каменным домом старинной постройки, садами, фонтанами, аллеями, прудами и всякой прочей барской усладой. Состоятельны были Победины, им и освобождение крестьян не принесло ощутимых убытков, хотя в округе многие имения победнее после реформы пришли в упадок.

Полна усадьба прислуги, а из господ — барин сам, Дмитрий Аркадьевич Победин, пятидесяти семи лет; супруга его Наталья Андреевна, урожденная Павловская, и дочка их, шестнадцатилетняя Надежда Дмитриевна. Вот и все персоны. Их и раньше немного было, поскольку из некогда большого рода Побединых только один наследник остался — Дмитрий Аркадьевич. Наталья Андреевна была моложе мужа своего на пятнадцать лет, а вот здоровьем слаба, да и то сказать, хорошо еще хоть дочку-красавицу родить и воспитать успела, потому что страшно представить, что пришлось женщине этой в свое время перенести.

Историю, о которой пойдет речь, мало кто в округе знал, потому что произошла она в Петербурге, в конце пятидесятых годов, когда барин Дмитрий Аркадьевич был молод и в гвардии служил. Считался он в то время одним из самых видных женихов — богат, умен, красив и удачлив. По службе продвигался легко, но никому не переходя дороги, со всеми учтив и любезен, и любили Дмитрия Аркадьевича непритворно. Поглядишь — чуть ли не каждый, кто более или менее вес в обществе имеет, ему приятель.

Самый верный друг его происходил тоже из нашей губернии — Шунин Денис Иванович. Был он не так знатен и богат, но на лицо довольно пригож, честолюбив, осторожен, внимателен к начальству и дамам вокруг начальства — так что с продвижением по службе и у него было отменно.

На балах многие девицы и дамы внимание обращали на этих видных молодых друзей и часто решить затруднялись, кто же из них привлекательнее. Одеты по моде, щегольски, да и какая персона женского полу перед гвардейским мундиром устоит! Дмитрий Аркадьевич—росту высокого, стройный, широкоплечий, русоволосый, сероглазый, черты лица тонкие, живые. Денис Иванович — чуть ростом пониже, ловкий, гибкий румяный брюнет; губы красивые, полные; черноглазый и чернобровый.

Они были щедры и некичливы, благородны и справедливы. Друг другу безгранично доверяли, и никому не удавалось сделать что-нибудь такое, чтобы дружбу их расстроить, — каждый за друга горой стоял и жизнью мог пожертвовать. Если б сказали им в то время, что станут они вскоре непримиримыми врагами на всю жизнь, — ни за что бы не поверили и сочли за глупую шутку.

Однако в жизни всякое бывает, и настало время испытания крепости их дружбы.

* * *

Отдавая основную часть времени службе, молодые люди очень быстро, как им показалось, прожили большую часть своей молодости, поучаствовали в двух военных кампаниях и, не обиженные ни наградами, ни чинами, поняли как-то внезапно, что им уже за тридцать. Точнее, было им обоим по тридцать два года, и от холостой, пусть и необременительной жизни они начали уставать. Захотелось зажить своим домком, выходить навстречу гостям рука об руку с любимой женой, да и о детях, наконец, подумать.

Любовные романтические истории с обоими, разумеется, случались, но настоящего чувства, как признавались они друг другу, ни одна женщина в них пока не вызвала.

И вот как-то летней порой, когда воздух в Петербурге раскалился до невозможности и все изнывали от жары, предложил им обоим полковник Кадышев взять несколько дней отпуска и поехать в его недавно приобретенное подгородное имение — гульнуть на природе у озера в компании хороших друзей. Причем добавил, подмигнув, что жена его водится с соседками-приятельницами, среди которых есть настоящие красавицы, и что всё у них за городом мило, просто, по-деревенски.

Победин и Шунин с радостью приняли предложение и провели несколько дней в чудесном, почти райском месте. Действительно, было все без церемоний: и завтраки на террасе, и пикники, и прогулки, и ужины в беседке, расположенной в тенистом саду с китайскими фонариками на ветвях яблонь. Общество составилось самое приятное: мужчины все почти знакомые по службе, девицы и дамы привлекательные, родственники и родственницы Кадышева и соседей — славные люди, будто бы и Победину с Шуниным родня.

С веселыми развлечениями, задушевными беседами время промелькнуло незаметно. Большая часть гостей разъехалась. Наутро и молодые люди собирались откланяться и вернуться к службе, но за ужином супруга полковника Анна Васильевна представила поредевшей компании семнадцатилетнюю барышню Наталью Андреевну Павловскую, только что приехавшую из Москвы в сопровождении бабушки весьма почтенного возраста.

— Моя любимая племянница Наташа, — сказала полковница гостям, ласково приобнимая девушку за плечи, — я не видала ее семь лет (на то были обстоятельства, от меня не зависящие), но теперь Наталья Андреевна будет жить у нас.

— Здравствуйте, господа! — звонким голосом сказала барышня, с доверчивой и ясной улыбкой глядя на собравшихся.

Шумная компания замерла, смущая девушку всеобщим вниманием. Победин и Шунин в один и тот же миг ощутили похожие чувства — радостное восхищение, незнакомую доселе растерянность и беспокойное состояние богача, не желающего, чтобы кто-либо еще, кроме него, видел сказочное сокровище.

Девушка была необыкновенно красива. Среднего роста, стройная, с темными, почти черными глазами на бледном прекрасном лице. Все в этом лице притягивало взгляд: высокий белый лоб, тонкий, безупречной формы нос, очаровательная улыбка, чудесные пушистые ресницы, роскошные брови... Густые каштановые волосы Наташи были собраны в не по-петербургски скромную прическу. Одетая в белое легкое, но закрытое платьице с кружевными воротником и манжетами, она казалась настолько нежной и грациозной, что для описания могли подойти слова только ласковые и уменьшительные: ручки, шейка, щечки. Она была самой жизнью, полной чистоты, обаяния и детской искренности.

«Ландыш лесной», — подумал Дмитрий Победин. «Лилия!» — мелькнуло в голове у Дениса Шунина.

Но, если других дам можно было сравнивать с самыми разными цветами, особенно с теми, что полыхали яркими красками на клумбах перед главным усадебным домом, то здесь, как сразу же поняли оба друга, все самые поэтичные сравнения были бессильны нарисовать образ прелестной барышни и передать то сильнейшее впечатление, которое она нежданно-негаданно произвела на обоих. Все время ужина молодые люди глаз с нее не спускали, еле*еле сдерживаясь, чтобы это не выглядело дерзко, оба, не сговариваясь, отложили утренний отъезд, отправив в город посыльных с сообщениями начальству, что прибыть ни тот, ни другой никак не могут по болезни. Что ж, небывалой силы чувство ударило их в самое сердце — оба влюбились в Наталью Андреевну без памяти.

II

Молодая Павловская стоила того, чтобы лучшие женихи Петербурга добивались ее внимания. И дело было не только в ее красоте и богатстве.

Когда уставшая с дороги девушка, посидев после ужина не более получаса с гостями, отпросилась отдыхать, все наперебой принялись расспрашивать Кадышеву о племяннице.

— Это настоящее сокровище, господа, — сказала полковница с умилением. — Моя родная сестра, Елена Васильевна, воспитывала Наташу одна, потому что муж ее, Андрей Александрович Павловский, служивший по дипломатической части, был убит при загадочных обстоятельствах в Вене, когда девочке было всего три года.

Когда сестра вернулась с ребенком из-за границы, свекровь отказалась ее принять и лишила всякой поддержки, потому что наслушалась каких-то невообразимых сплетен, будто сын ее был убит из-за ветреной жены-красавицы на дуэли. Все это было совершенно не так, мужа своего Елена очень любила, но что произошло, то произошло.

Некоторое время, пока жива была наша матушка, сестра с дочерью жили у нее в Москве. Мы с мужем всегда им помогали, но потом, как мы ни уговаривали, Елена не захотела поехать к нам и поселилась с дочерью в Преображенском монастыре. Навещать мы могли их все реже и реже, я чувствовала, что Елена тяготится частыми встречами и мирскими беседами.

Натали, ангел наш, была ее единственным утешением. Девочка не получила почти никакого светского образования («И слава Богу!» — разом подумали Победин и Шунин), разве что языки... Сестра моя с ней с детства и по-французски, и по-немецки разговаривала. Книги, конечно, пение, музыка — так это все больше духовное. Ну, чем еще она могла там, в монастыре, заниматься? Навещать больных, подавать нищим, ухаживать за цветами, садом или... как это... огородом, еще, знаете, вышивать бисером да золотом, как при царе Горохе.

Елена, видимо, долго колебалась, прежде чем приняла решение. Все-таки ведь она любила и была любима, испытала радость материнства!.. И она отпустила Наташу. Теперь мы будем ее опекать. Какое счастье! Она нам как дочь.

И вы знаете, все решилось безо всякого нашего участия! Одно письмо Елены с вопросом, не примем ли мы к себе Наталью, и вот уже старая наша тетушка, лет пять жившая с Еленой и Наташей в монастыре, привозит нам девочку со всеми бумагами!..

Господа, надеюсь, вы поможете вывести мою племянницу в свет, поддержать ее, ведь ей будет первое время непросто.

«Она будет моей женой», — сразу решил для себя Дмитрий Победин.

«Если на ком и жениться, то только на этой девушке!» — не менее решительно подумал Денис Шунин.

И впервые они постарались скрыть свои мысли и чувства друг от друга.

* * *

Через некоторое время в обществе только и говорили, что о молодой Павловской. А потом темой для сплетен стало соперничество виднейших петербургских женихов, Победина и Шунина, за руку прекрасной Натали.

Если кому и было нелегко в то время, то вовсе не Наталье Андреевне, а им, искушенным в светской жизни баловням общества. Все приемы и условности привычного их круга: намеки, взгляды, комплименты — не могли помочь им завоевать внимание красавицы, не замечавшей их стараний.

Она была умна, мила, тиха, скромна, доверчива, но, по врожденному ли чувству благородства, монастырскому ли воспитанию, держалась с обоими молодыми людьми одинаково приветливо, несмотря на титанические усилия того и другого добиться от нее особого расположения.

Очень быстро в свете заметили, что Победин и Шунин с величайшим трудом выносят присутствие друг друга. Но видеться реже бывшие закадычные приятели не могли, поскольку бывали лишь там, куда следовала прелестная Наталья Андреевна. Вскоре душевные страдания их стали столь невыносимы, что они в резких тонах объяснились по поводу предмета их обожания. Впервые каждый из них был сам за себя, ни один не подумал уступить и пожелать счастья в любви единственному другу. Теперь все зависело только от самой красавицы и ее решения.

Не нуждавшийся в средствах Дмитрий Аркадьевич Победин купил за городом именьице неподалеку от Кадышевых и теперь запросто бывал у них на правах соседа.

Денис Иванович Шунин, не имея такой возможности, предпринял другой маневр: правдами-неправдами добился своего перевода под начало Кадышева, потеряв при этом выгодные возможности карьеры, но зато следовал теперь всюду за своим начальником, совершенно очаровав его исполнительностью и ревностным отношением к службе.

Оба пытались заручиться расположением и содействием Анны Васильевны Кадышевой. Хлопотливая и заботливая тетушка Натальи Андреевны была польщена таким вниманием молодых людей, понимая, что они вовсе не ищут развлечений, а намерены просить руки ее племянницы. Радуясь за девушку и заранее принимая любое ее решение, она выбрала удобный случай и откровенно заговорила с ней о двух потерявших голову от любви претендентах на ее руку и сердце.

Каково же было удивление полковницы, когда Наталья Андреевна просто и искренне сообщила, что ей очень нравится Дмитрий Аркадьевич, но, поскольку она дала матери слово в течение года присмотреться к мирской жизни и только потом принимать решение, выходить ли ей замуж или вернуться в монастырь, слово это она намерена сдержать и, стало быть, не должна выдавать раньше времени своих чувств.

— Ну, я не знаю, Наташенька, — заволновалась Анна Васильевна. — Все это, конечно, хорошо и благородно, но ты пойми: молодые люди могут принять твое поведение за пренебрежение ими. За такое долгое время все может случиться, а вдруг они найдут других невест?

— И хорошо, — с улыбкой отвечала племянница. — Значит, не любовь это, если быстро забудется. И я прошу вас, ma tantе (Тетушка (франц.)), не говорить никому ничего из того, что вы услышали от меня.

Все уговоры Анны Васильевны насчет обручения или еще каких*либо уступок, идущих вразрез с обещанием, данным Наташей матери, не имели успеха. Девушка бывала в обществе, но не так часто, как тетушке хотелось бы, видалась и заговаривала с влюбленными в нее молодыми людьми не чаще, чем с другими, много читала, гуляла в саду и очень скучала по матери и монастырским сестрам.

Со стороны складывалось впечатление, что ей всего дороже безмятежный домашний быт, но даже это давало повод для сплетен раздосадованным красавицам из общества, потому что не говорить о Наталье Андреевне, не спрашивать о ней мужчины просто не могли, тем более, если среди них были Победин и Шунин.

Многие подтрунивали над ними, заключали пари, кому же из двоих улыбнется счастье, и даже позволяли себе сочувственный тон. Все это необыкновенно раздражало бывших друзей. Они чувствовали себя очень неуверенно, и ни тот, ни другой не решались сделать официальное предложение Павловской, боясь отказа.

Разумеется, с тетушкой Натальи Андреевны оба неоднократно на эту тему говаривали, но ни один не получил обнадеживающего ответа или помощи. Единственное, чем утешались соперники, так это уверением Анны Васильевны в том, что племянница ее молода, что она еще никого не любила, что надежда завоевать ее сердце есть и у того, и у другого.

Но бедное сердце неискушенной и доверчивой девушки и так уже было давно завоевано и принадлежало Дмитрию Аркадьевичу Победину, не подозревавшему об этом. Каких трудов стоило Наталье Андреевне скрывать свои чувства! Она измучилась, стараясь не смотреть на него, переводить разговор на ничего не значащие предметы, уезжать раньше времени со светских приемов, тогда как каждая минута, проведенная вместе с избранником ее души и сердца, была ей дорога.

* * *

Время шло неспешно, и до окончания заветного срока оставалось четыре месяца. Несмотря на начало марта, стояла настоящая зима. В Петербурге было скучно от мелькания одних и тех же лиц в одних и тех же гостиных, от пустых разговоров и многократно перемолотых сплетен. Так не хватало природы, солнца, зелени! Кадышевы и Наталья Андреевна только и мечтали о том времени, когда можно будет выбраться из города.

Дмитрию Победину пришлось уехать более чем на месяц в Любашинское имение, где скончался его отец, оставив сыну огромное поместье и прочая*прочая, как единственному наследнику.

Обрадовавшись отсутствию соперника, Денис Иванович решил сделать все возможное, чтобы за это время добиться своего. Но не тутто было: Наталья Андреевна и Анна Васильевна уехали в монастырь навестить Елену Васильевну — теперь сестру Варвару. Вернулись они не скоро, но красавицу было не узнать: глаза ее так и светились. Радовалась и Анна Васильевна. Материнское благословение на брак было получено. По возвращении Дмитрия Аркадьевича в Петербург Кадышева пригласила его в гости, сочувственно расспрашивала об отце, о похоронах, а потом, беседуя с Побединым наедине, рассказала о слове, данном Натальей Андреевной матери, и уже по*родственному объяснила ему, что он и только он — счастливый избранник ее племянницы. Когда Анна Васильевна пригласила Наталью Андреевну в комнату, взволнованный Дмитрий, не медля ни минуты, упал к ее ногам.