Царский венец

Глава первая

ЦЕСАРЕВИЧ. 1874 – 1880 годы

В серо-голубом морозном небе летит красный шарик. Прозрачный, невесомый, почти волшебный… Это был первый воз- душный шар в жизни Володи Олленгрэна, озорного маль чугана из подмосковного го родка Коломны.

Шарики продавал бородатый мужик в белом фартуке, и это было похоже на чудо. Володя в восхищении ходил за продавцом шаров.

«Небось каждый по сто рублей стоит. Будь я на его месте, я бы не продал никому ни одного шара. Как можно расстаться с такой красотой?» — думал мальчуган.

К мужику подходит купец.

— Почем шары?

— Пара семь копеек, один — пятак.

Как? Не сто рублей, а пятак, простой пятак? «Где же мои пятаки?» К счастью, пятак отыскивается, и вот Володя, до воль ный обладатель воздушного шара, словно Али-Баба, на шедший волшебную пещеру с сокровищами, не идет — летит, плывет над городом...

…Теперь над городом плывет его сокровище, парит, улетает в поднебесье трепетно и безнадежно. Еще чуть-чуть, и его совсем не будет видно…

В воздухе февральского утра звенит детский, не знающий забот смех. Это смеется Ники. И сейчас этот смех и эти веселые лучистые глаза, так любимые прежде, вызывают у Володи нестерпимую досаду: так смеются только девчонки! Володька, юный кадет, сжал кулаки: «Как?! Мой шарик!.. Как ты посмел его выпустить?» А Ники хохочет: он ведь не знает, чем был для Володи этот шарик.

Ники — особа царственная, он даже не знает, что такое балаганы, на которых продаются воздушные шары. Да что воздушные шары — он не знает, что такое двадцать копеек и что значит «купить». Не знать таких вещей и волшебный двугри венный считать колесиком! Когда Володя показывал ему деньги и говорил, что вот на этот медный кружок можно купить великолепную свинчатку, Ники недоумевал, как можно променять свинчатку на скучный медный кружок, и считал это безумием.

Володька только недавно попал в Аничков дворец и, надо сказать, чувствовал там себя не лучшим образом: куда веселее было жить на милой Псковской улице! Он был сыном г-жи Олленгрэн, воспитательницы великих князей — семилетнего Ники и пятилетнего Георгия. Сначала, когда великий князь Александр пригласил ее на эту должность, г-жа Олленгрэн растерялась: это ведь не обыкновенные дети, а царственные, к ним нужен особый подход, особая сноровка…

— Какая такая особая сноровка? Сноровка в том, чтобы выучить азбуке и таблице умножения, не особенно сложна. В старину у нас этим делом занимались старые солдаты, а вы окончили институт.

— Да, но ведь это же наследник престола, — лепетала Олленгрэн.

— Простите, наследник престола — я, а вам дают двух мальчуганов, которым рано еще думать о престоле, которых нужно не выпускать из рук и не давать повадки. Имейте в виду, что ни я, ни великая княгиня не желаем делать из них оран жерейные цветы. Они должны шалить в меру, играть, учиться, хорошо молиться Богу и ни о каких престолах не думать. Учите хорошенько мальчиков, спрашивайте по всей строгости за ко нов, не поощряйте лени в особенности. Если что, адресуйтесь прямо ко мне, а я знаю, что нужно делать. Повторяю, что мне фарфора не нужно. Мне нужны нормальные здоровые русские дети. Подерутся — пожалуйста. Но доносчику — первый кнут. Это самое мое первое требование. Вы меня понимаете?

— Понимаю, ваше высочество…

Так Володя Олленгрэн стал жить во дворце. Он-то и поведал спустя много лет о детских годах императора Николая, которого тогда все называли просто Ники, и об удивительной атмосфере, царившей в семье великого князя Александра Александровича.

Отец Ники был человеком умным и очень мудрым. Позднее, когда он стал императором, он направил всю мощь своего таланта на развитие и процветание любимой России. В прав ление Александра III престиж империи в мире поднялся на недосягаемую высоту. Начиная с IX века, это был единственный правитель нашего государства, при котором не было ни одной войны. Царь-миротворец принял страну в тяжелейшем состо янии, когда бушевал революционный террор, но при его твердой руке в стране воцарились покой и порядок.

Это был глубоко верующий человек с твердыми нравст венными принципами. Огромное влияние оказала на него мать, императрица Александра Федоровна: «Если есть что доброе, хорошее и честное во мне, то этим я обязан единственно нашей дорогой, милой Мама… Благодаря Мама мы сделались истин ными христианами и полюбили веру и Церковь…» — говорил он. Александр III был абсолютно искренним человеком, не терпел лжи и фальши. Дворянская спесь была чужда ему, и он заботился о том, что-бы и дети его были просты в обращении, великодушны и честны.

Детей было пятеро: Николай, Георгий, Ксения, Михаил и Ольга. Император обожал своих детей. Он играл с ними в снежки, учил пилить дрова и помогал строить снежные кре пости. Но при этом воспитывал их почти по-спартански. Сам скромный и непритязательный в быту, он приучал к тому же и детей. Спали великие князья на простых солдатских койках с жесткими подушками, утром принимали холодную ванну, на завтрак ели обычную кашу. В обед, когда они встречались с родителями, на столе было много разных блюд, но детям подавали в самую последнюю очередь, после всех гостей.

Великий князь Александр считал, что детей не нужно отдалять от земли, а потому приветствовал их общение с простыми людьми. И Ники, несмотря на свое царское проис хож дение, рос шаловливым и озорным мальчишкой: он обожал чехарду, лепил снежных баб, носился по саду, а порой был не прочь и подраться — обычные проказы мальчишек всех времен не обошли его стороной. Но при всех этих ребячьих качествах была у него какая-то очень нежная, чувствительная душа. Порой, отвлекшись от игры, он поднимал вверх свои красивые ясные глаза и замирал: в небе курлыкали журавли, стройной вереницей улетая из Петербурга.

Его чрезвычайно очаровывало стихотворение «Румяной зарею»: трогала ли его поэтичная мелодия стиха или живо пис ные картины, о которых он повествовал, но Ники, еще не умея читать, упрашивал маму, чтобы она читала, и с умилением по вто рял за ней: «Гусей караваны несутся к лугам»… Володя в не доумении пожимал плечами, но чувствовал: Ники возвы шенный, совершенно особенный человек и во многом пре вос ходит его.

Маленький царевич благоговейно любил икону Божией Матери, «эту нежность руки, объявшей Младенца». Изобра же ние св. Георгия Победоносца, убивающего змея и спасающего царскую дочь, вдохновляло его на великие подвиги и даже вызывало чувство зависти по отношению к брату Георгию — ведь у него такой храбрый святой!

— Вот так бы и я спас нашу Ксеньюшку, если бы на нее напал змей, — говаривал порой Ники.

Было в этом мальчике какое-то девчоночье обаяние. И по-девчоночьи он был старательным. «Он только тогда согласился писать в тетрадке, когда мама показала их целую гору в запасе. У него было необыкновенное уважение к бумаге: писал он палочки страшно старательно, пыхтя и сопя, а иногда и потея, и всегда подкладывал под ладонь промокательную бумагу. Его писанье было девически чисто. Ученье начиналось ровно в девять. Уроки были по 50 минут, десять минут — перемена», — вспоминал полковник Олленгрэн.

Александр III и Мария Федоровна сами подбирали учи телей и наставников. В их числе были ученые, государственные и военные деятели: К.П. Победоносцев, Н.Х. Бунге, М.И. Драгомиров, Н.Н. Обручев, А.Р. Дрентельн, Н.К. Гирс. У Николая была необычайная память; придя в юношеский возраст, он блестяще закончил высший курс общеобразовательных, юри дических и военных наук, хорошо знал историю, говорил по-фран цузски, по-немецки и замечательно знал английский. Цесаревич про шел всестороннюю военную подготовку, теоре тическую и стро евую, по всем родам оружия — пехоте, кавалерии и артиллерии, а также во флоте.

Николай обладал живым, пытливым умом: если препода ватель скучно излагал материал, Николай с тоской смотрел в окно на Аничков мост и на аптеку напротив дворца. Наставник-англичанин Чарльз Хит, прежде преподававший в Александровском лицее в Петербурге, был не в восторге от импера торских детей. Он считал их недисциплинированными, а их поведение за столом сравнивал с поведением деревенских мальчишек. У Чарльза Хита был девиз: «Аристо кра тами рож да ются, но джентльменами становятся», и главным образом под его руководством Николай развил в себе способность сохранять спокойствие и самоконтроль, которые были типичны скорее для английского лорда прежних времен, чем для пред ставителя высшего класса России.

Александр III не любил увеселительных балов и празд неств, предпочитая им тихие домашние вечера с чтением вслух, разговорами, обсуждением происшедших событий. На двор цовых балах он чувствовал себя совершенно лишним и с не счастным видом наблюдал за женой, кружившейся в вихре танца — государыня, будучи женщиной веселого нрава, на хо дила огромное удовольствие в светских развлечениях и всегда оказывалась в центре внимания. В тех случаях, когда балы, по мнению государя, слишком затягивались, он с хмурым видом принимался выгонять музыкантов из бального зала. Иногда на подиуме оставался один барабанщик, не знающий что ему делать: то ли покинуть свое место, то ли перестать играть. Если гости продолжали танцевать, император вдобавок выключал еще и свет, и государыне ничего не оставалось делать, как любезно распроститься с гостями. «По-моему, его величеству благоугодно, чтобы мы расходились по домам», — мило улы баясь, произносила Мария Федоровна.